bedankt en tot ziens Rotterdam

ну вот пока и всё, наспех собраны вещи, многое пришлось раздать, оставить и выкинуть. Но это ничего - в каждом городе, что меня поменял, я должна что-то оставить.

мы сидели днём с Полем, Пьером и Алис в Lokaal, такое мягкое, но сильное солнце, и даже по-летнему тепло и сухо, мы пили кофе и мятный чай и смеялись. Алис сфотографировала нас напоследок на телефон - мы все с закрытыми глазами и снова смеёмся

позже объедались пиццей с Идой за счёт офиса и долго прощались
и Маша, и Тимур, и Оля, и Лёша - всех успела обнять

остался только ты. но я отчего-то знаю, что мы расстаёмся - нет, мы даже не расстаёмся, просто разезжаемся, - ненадолго.

в отличие от Берлина, поставившего меня на ноги и подарившего спокойствие и уверенность, Роттердам сбил с ног своими штормами с Северного моря и расшатал нервы до крайнего. Но бедствие - это сигнал к изменению, а значит, пришла пора, началась.
Увидимся ещё. The city which has no heart, no scene, nothing to offer and to distract. Only a possibility to have a look inside

If you can break things there
You break them anywhere.

осталось два дня, я не берусь ничего загадывать
но сейчас, сию секунду ко мне вернулся тот вакуум, что был в самом начале сентября, а ведь он почти заполнился ещё две недели назад
море дел, а я сижу недвижимая на диване, и чувствую, как жрёт изнутри

.как громом по башке — один день остался. Суббота рано утром.
значит, так надо. что я ещё могу себе сказать.

Я большой и жадный осиный улей,
и наверно, дни мои сочтены,
так как в мире нет ничего сутулей
и прекрасней его спины

Heart Attack

You have forsaken all the love you’ve taken
Sleeping on a razor there’s nowhere left to fall
Your body’s aching every bone is breaking
Nothing seems to shake it it just keeps holding on
Your soul is able death is all you cradle
Sleeping on the nails there’s nowhere left to fall
You have admired every man desires
Everyone is king when there’s no one left to pawn
There is no peace here war is never cheap dear
Love will never meet it it just gets sold for parts
You cannot fight it all the world denies it
Open up your eyelids and let your demons run

I thread the needle through you beat the devil’s tattoo

Скоро.

словно пень
тихо сижу, готов завыть
и кажется день огромным.

болезнь моллюска

Между волею и интеллектуальным созерцанием лежит область чувства. Эмоции выводят личность из самозамкнутой цельности и бесстрастного и бескорыстного мировосприятия и ведут к волевому воздействию на мир, т.е. к тому, чтобы сделать из личности часть мира. Но эмоция как таковая, выводя ум из бесстрастия, лишь наклоняет его к волеизъявлению, хотя до этого еще не доводит. Иначе говоря, эмоция есть рождающееся волеизъявление, которому, однако, может быть, и не суждено раскрыться в мире. По самому существу своему, как посредничающая между созерцанием и действием, эмоция есть текучий душевный процесс, нечто скользящее, неустойчивое и изменяющееся. Здоровая личность не допускает в себе длительных эмоций, потому что или отказывается от соответственных действий, или же их производит. Напротив, дряблость характера выражается в накоплении эмоций; такая личность не имеет ни силы самососредоточения в чистом умном созерцании, ни силы вторжения во внешний мир: она не имеет ни бесстрастного ока, ни сильной руки, и потому застревает на полдороге, на полупроявленности.
Древний человек, душевно более современного здоровый, мало знал эмоцию помимо действия, из нее развивающегося. А древний эллин, опираясь на строение собственной личности, и антропологию разрабатывал лишь двойственную. Здесь имеется в виду общее всей древней психологии расчленение душевной жизни на начало разумное и начало пожелательное, т.е. на ум и волю. Чувство, в качестве самостоятельной координаты душевной жизни, проявляется в психологии значительно позже, и это обстоятельство следует объяснять, конечно, не грубостью психологического анализа, а быстротечностью эмоциональной стадии в развитии волепроявления: древний человек долго и бесстрастно созерцал предмет, а затем, если склонялся к действию, то производил его без колебаний и задержек, без оглядки и раздумий, уже запоздалых. Поэтому действие древнего человека, хорошо оно или плохо, всегда отчетливо и цельно. Напротив, человек новейшей истории не имеет убеждения в истинности своей мысли и не доверяет ей; и потому, не интересуясь созерцанием, он спешит выйти к действию, но неуверенно и, непрестанно оглядываясь вспять, парализует в себе волю. Это – человек с двоящимися мыслями, а потому и с задержанной волей. Его лишенная бесстрастия мысль и лишенная силы воля ограничивают таким образом пышно разрастающиеся эмоции. Эта соединительная ткань душевного строения здесь разрастается и главенствует. Она становится, таким образом, главным предметом душевного анализа, особенно привлекает к себе литературу и, будучи на самом деле болезнью души, культивируется и искусственно растится. Может быть, иногда она красива; но жемчужина есть все-таки болезнь моллюска.
Вполне понятно, что и деятели изобразительного искусства оказались увлеченными общим потоком всей культуры нового времени и с своей стороны сосредоточили свое внимание на эмоциональном аспекте личности. Так именно возникает столь свойственный новому изобразительному искусству и особенно новому портрету поворот в три четверти.

Подобно тому, как эмоция есть переход от созерцания к действию, так же поворот в три четверти есть именно поворот от фаса к профилю. Это есть уже вышедшее из себя внутреннее равновесие, но еще не уравновесившееся внешним предметом, – лицо, которое имеет стремление – стать профильным, но бессильно осуществить это свое стремление до конца. В этом смысле поворот в три четверти дает некоторое беспокойство, некоторую неопределенность и потому волнует, заставляя нас бессознательно доискиваться, как пойдет это движение дальше. Таким образом, поворот в три четверти делает нас соучастниками некоторого душевного процесса, вызывает сочувственную эмоцию и, тем самым, изображенное лицо приближается к нам, и мы к нему, в качестве собеседника, единомышленника и единочувственника. Портрет в три четверти дает впечатление интимности. Это наиболее внятная передача того, что наше время считает собственным признаком человечности: не истины возвещаемой и не воли проявляемой, а чувства, т.е. субъективного начала, области, где нет уже самодовлеющей истины, как нет и побеждающей воли. Современный человек полюбил в себе свою слабость, свои колебания, свою немощь и постарался их именно выразить и показать прекрасными.

П.А. Флоренский «Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях»

ohne Titel

я подстригаю чёлку или по пьяни или на нервах
чёртова задержка уже 5 дней, еще 2 и я начну паниковать
очаровательный греческий гей 24х лет угощает белым вином и говорит мне: «Когда я смотрю на тебя, ты выглядишь младше меня, когда я говорю с тобой, я понимаю - ты куда старше меня»
прямо сейчас, в час ночи звонит Поль со из шумного бара и говорит мне: «Ох ну раз уж ты не пришла на проводы итальянцев, то может, сходим в кино на выходных?»
милые, милые мальчики

а я всё равно, сидя в своей кровати под одеялом (ибо нечеловеческий холод вне его), думаю только о том, что ещё в четверг утром мы проснулись в обнимку и долго не могли встать, а сейчас я понятия не имею, где ты и с кем. хотя ты и обещал зайти за мной через 8 часов

Нидерланды это страна, где всё искусственно, всё можно и слишком мокро. Тюльпаны из Турции, дельфтский голубой фаянс из Китая, язык наполовину немецкий.

есть едва ощутимый, но проблеск надежды в отношении работы, но пока об этом совсем рано говорить.
Маша иди спать